Механик и все-все-все - Страница 76

Сказал и снова уткнулся в газету, полностью меня игнорируя.

Я, конечно, понимаю, что чужая душа потемки, но не до такой же степени! А еще я понимаю, что сейчас от этого… прости Господи, такую гадость хотела сказать, человека ничего не добьешься. Поэтому махнув на него рукой, развернулась и пошла в спальню. Если хочет, пусть сидит и читает, мне он не мешает, к тому же (чего греха таить) я даже рада, что он остался. Нельзя мне оставаться одной. Такие мысли в голову лезут, что страшно становится.

Так как днем я хорошо выспалась, и сейчас спать совершенно не хотелось, я села за чертежи, которые мне давно передала Юлия и к которым все никак не доходили руки. Это был чертеж объемной мозаичной карты из полудрагоценных камней. Ювелирно-тонкая и математически точная работа. Карта размером сорок на сорок сантиметров показывала в любом масштабе любую точку земли в зависимости от необходимой территории. Достаточно положить руки на край механизма, громко и отчетливо назвать нужную местность и камни самостоятельно выстраиваются в точной до мелочей масштаб. Только сам чертеж можно смело назвать вышкой инженерного искусства. Юлька, как всегда на высоте.

Разложив бумаги на ночном столике, я изучала запутанную схему и тихонько напевала себе под нос колыбельную:

Легкий ветер присмирел,
Вечер бледный догорел,
С неба звездные огни,
Говорят тебе: «Усни»!
Не страшись перед судьбой
Я, как няня, здесь с тобой,
Я, как няня, здесь пою:
«Баю-баюшки-баю».
Тот, кто знает скорби гнет,
Темной ночью отдохнет.
Все, что дышит на земле
Сладко спит в полночной мгле,
Отдохни, усни и ты,
Я всю ночь здесь пропою:
«Баю-баюшки-баю»

— Красивая колыбельная и немного грустная. Мне она нравится.

Я испуганно вздрогнула, услышав голос Шэйна. Он стоял в дверях спальни, небрежно прислонившись плечом к косяку, и смотрел куда-то в пустоту. Мне стало неловко за то, что он услышал, как я пою.

— Эту колыбельную пела мне мама, — грустно улыбнувшись, ответила я. — Я хоть и маленькой была, а хорошо запомнила. Так сильно она мне нравилась. Это была любимая мамина песня. Она часто ее напевала, особенно когда работала над чертежами.

— Она тоже была механиком?

— Нет, инженером. Отец был механиком. Они и напарниками были, даже в академии вместе за партой сидели. Я, вообще, из семьи потомственных механиков. Помню… услышу, как мама поет, подкрадусь к ней тихонечко и слушаю. Так хорошо было…

При воспоминании об этом сердце сдавило такой щемящей тоской, что слезы невольно навернулись на глазах, и я часто-часто заморгала, чтобы не расплакаться.

— А ты ее, откуда знаешь?

— Моя мама тоже любила ее напевать, — его губы растянулись в мечтательной улыбке, а лицо засветилось теплотой. — И я так же, как и ты подкрадывался, чтобы ее послушать.

— Наверное, тогда это была модная колыбельная. А ведь мы стеснялись попросить петь ее перед сном. Хотели казаться взрослыми, все вырасти спешили… Вот дураки были, правда?

— Тогда мы были маленькими дураками, а теперь взрослыми, — с горькой иронией сказал Шэйн и, подойдя к кровати, лег на нее поперек.

— Ты все время так незаметно подкрадываешься. Тебя вообще не слышно. Ходишь, как кот.

Я отложила бумаги в сторону и, устроившись на кровати рядом, стала его рассматривать. Он лежал с закрытыми глазами, заложив руки за голову, и чему-то улыбался.

— Хочешь почесать меня за ушком? — провокационно спросил он, не открывая глаз.

Я рассмеялась. Тоже мне котяра.

— Могу только дать тапком по морде.

— А не боишься, что я тебе за это по углам гадить начну?

— Если ты не заметил, я тебя вообще не боюсь.

— Во-во, — обличительно произнес он. — Вот именно это меня и пугает.

— А действительно, Шэйн, почему ты меня терпишь? Я далеко не подарок. И еще, мне, конечно, страшно спрашивать, но очень интересно почему ты меня не послал далеко и надолго, когда я пообещала доказать тебе, что у тебя есть душа. Помнишь, там… в ресторане в день нашего знакомства?

— Такое не забудешь, — нервно хохотнул он. — Сначала я так и хотел поступить, но потом мне стало интересно, как ты выкручиваться из этого будешь. И веришь… меня это так затянуло, что я не мог себя остановить, не говоря уже о тебе. Я себя таким живым никогда не чувствовал. Устаешь, когда тебя все кругом боятся. Даже Шаргис и тот боится.

— Да-а-а, а тут я вся такая смелая нарисовалась, не сотрешь. Хорошо, что все хорошо закончилось.

Я облегченно выдохнула. Услышать правду оказалось легче, чем я думала.

— Шэйн, ответь мне в последний раз и я больше никогда-никогда не побеспокою тебя с подобными вопросами… Ты когда-нибудь причинял вред хорошему или невиновному человеку?

Я хотела знать, чтобы больше никогда не мучить ни его, ни себя.

— Никогда, — успокаивающе протянул он, наблюдая за моим напряженным лицом чуть приоткрыв глаза.

— Спасибо, — я благодарно улыбнулась. — Извини, если этот вопрос был тебе неприятен. Я не со зла.

— По-моему, ты, вообще, злиться не умеешь.

— О-о-о, еще как умею. Я просто не умею быть серьезной.

— Я это понял, — хохотнул парень, подтягивая себе под голову подушку.

Я потушила свет и свернулась калачиком рядом с ним. Комната была погружена в полутьму, разгоняемую бледным светом луны из окна. Убаюкивающе шумело море и пели цикады. Через открытое окно ветер приносил пьянящий аромат ночных цветов и оживляющей прохлады.

— Скажи, Катерина, почему ты меня так и не спросила, как я докатился до такой жизни? — неожиданно спросил Шэйн, нарушая хрупкую тишину.